Здесь пахло вековой затхлостью и сыростью, не продохнёшь. Пыль толстым слоем лежала на поверхности пола, смешиваясь с осколками от разбитых окон, сухой листвой и даже дохлой птицей. Бедняжка видимо попала в западню, так и не смогла выбраться. Капкан для них обеих. Пыль покрывала пеленой всё, лежала и на практически прогнившей и развалившейся старой мебели, она даже в воздухе витала, заметно поблёскивая в мутном лунном свете, которого не хватало даже на то, чтобы чётко разглядеть хоть что-то в ночной мгле. Но и так было понятно, что это место давно покинула жизнь, людей здесь явно не было годами, если не считать замысловатые надписи и граффити, оставленные подростками. В давящей жуткой тишине слышался лишь гуляющий из комнату в комнату вой ветра, пробирающийся сквозь щели и давно побитые, кое-как заколоченные окна. Становилось ещё холоднее, дрожь пробирала до самых костей. Трис прижимала к себе ноги, обняв их руками, а носом уткнулась в коленки. Она слегка покачивалась то взад, то вперёд, и издавала еле слышный хриплый звук в такт содрогающимся плечам. Горло садило, но слёзы продолжали скатываться по щекам. Ей было страшно. Трис никогда ещё не испытывала подобного едкого ощущения, добирающегося до самых глубин, окутывающего паучьими лапами. Ей было страшно, что в любом момент всё это закончится, Он вернется, и она окончательно потеряет себя. Нужно было попытаться встать, что-то предпринять, вернуться обратно домой, найти Арчи. Пока ещё было время, пока ещё она имела силы бороться и оставлять свои мысли – своими, и свой разум – себе. Ещё хуже то, что она начала понимала в чём дело, и сталкивалась с подобным несколько лет назад, только тогда это происходило не с ней, и она могла хоть что-то предпринять, но сейчас руки Беатрис скованны в абсолютном бессилии. Невидимая сила не давала ей возможности даже пошевелиться, приковывая к одному месту, силой удерживал до тех пор, пока окончательно не закончит начатое. Сотня вопросов, а в ответ лишь злорадный смех. Трис ощущала, как крепкая хватка гуляет по всей телу, сжимает пальцы на глотке, заставляя задыхаться и хрипеть от бессилия.
- Моя. – Повторяет всё тот же противный голос. – Моя. – Повторяет вновь и вновь, а тем временем мутная чёрная пелена поглощает остатки ясного разума.
Хочется бежать, как можно дальше и быстрее, были бы только силы. Хочется кричать, так громко, как только возможно, быть может, кто-нибудь услышит. Что бы сказал отец, если бы увидел её такой… Слабой, беспомощной и ни на что не способной?Если бы только узнал, что его «идеальная» дочь смогла позволить себе так оплошать и подвести его. Беатрис опозорила его ещё тогда, когда захлопнула дверь дома перед его носом, а сама уехала подальше от ироничного спектакля в примерную семью. Тошнило. Ей удавалось с завидным успехов продолжать позорить его, даже сейчас, он обязательно напомнил бы ей, что она не справилась. Сама во всём виновата. Ни на что не годная чародейка, не смогла справиться даже с таким плёвым делом. Страх постепенно смешивался с ощущением собственной ничтожности. Она не смогла.
- Ты ничто. - Эхом отдаётся в голове, словно кто-то позади крепко обнимает и шепчет прямо в уши. На мгновение Трис будто бы ощутила ледяное дыхание на затылке, и резко обернулась, но встретилась нос к носу лишь с холодной серой стеной. Полный ужаса взгляд забегал вокруг, отчаянно желая за что-то зацепиться, но был способен разглядеть лишь мутные силуэты старой развалившейся мебели. Она была здесь не одна, Беатрис знала это наверняка. И кажется, будто она сходит с ума до скрежета зубов.
Где-то вдалеке слышен шум тяжёлых шагов и скрип старых прогнивших половиц. Такой далёкий, но в то же время близкий и не досягаемый. Едва она хочет поднять на ноги, как в глазах начинает мутнеть, руки и ноги не слушаются её, как и разум больше не подчиняется ей. Остаётся лишь кричать от бессилия и биться, но никто не услышит. Глаза всё ещё видят в ночном полумраке знакомые черты лица, совсем близко. Уши слышат знакомый голос. Арчер! Он нашёл её.  Хочется всё рассказать, позвать его по имени, но губы не подчиняются ей. Хочется почувствовать тепло родных рук, прижаться к его мощной груди, но она может лишь наблюдать. Трис не чувствует его, но слышит.  И все последующие движения, этот взгляд и злобный рык, вырвавшийся из сухих и потрескавшихся губ, не принадлежат ей. Это не Беатрис. Её глаза, но не её взгляд.
Когда-то хитрый игривый блеск тёмных больших глаз чародейки испарился в глубоком безжизненном омуте. Крепкая хватка рук отталкивает парня так мощно, насколько хватило сил духа внутри тела девушки, отбросив ведьмака к соседней стене прямо в старый шкаф, из-за чего тот разлетелся буквально в щепки. Руки наливаются тёплым и приятным ощущением, ведь Он так давно не чувствовал физической формы, и вот теперь, наконец, спустя столько лет ожиданий, мог насладиться телом. Кажется, Он даже начинал забывать каково это -  быть живым. Злость всё сильнее переполняла его, приятно щекотала внутри, и уголок губ вздёрнулся в ухмылке, пропитанной ядом, зловещей. Это была уже не Беатрис, но Он слышал её, и эти жалкие попытки чародейки лишь забавляли Его. Он был уже полностью уверен в своей победе.
- Какой же ты… Приставучий. Ходишь хвостом, как собачонка. – Голос Трис звучал неестественно хрипло, и будто вовсе не походил на её некогда кокетливый и нежный голосок, отдающий слабо заметным акцентом. Голова её чуть нагнулась к плечу. Копна спутанных волос упала на лицо, но возможно разглядеть, как глаза поблёскивают в темноте, источают ярость и жажду. Жажду убивать, выместить злобу на всём живом. Ноги начинаются передвигаться, медленно, шаг за шагом, приближаются к ведьмаку, пока тот отряхивает себя от обломков. Оказывается возле него ещё до того, как тот смог подняться на ноги после мощного удара. Опускается и усаживается прямо на ведьмака, пальцы крепко сжимаются на его глотке, а полный злобы взгляд стремительно прожигает его глаза и он начинает злобно рычать буквально сквозь стиснутые зубы: – Тебе же ясно дали понять, или серого вещества в черепушке не достаточно?
Он слышит, как её вой усиливается. Беатрис не хочет этого видеть, не желает этого делать, продолжает бороться, но тело больше не слушается её. Пальцы лишь сильнее сжимаются на крепкой мужской шее. Он знает как Арчер дорог ей, потому предпочтёт покончить с ним в первую очередь, раз уж он здесь. Он То, что будет удерживать её, а его смерть ослабит Трис. Как же он бесил, одно его присутствие злило только больше. Он насмотрелся сладких воспоминаний, и скорее зависть вызывала в нём столько гнева. У него отняли всё, забрали всю его жизнь и вынудили многие годы топиться взаперти, и всё, чего он так желала - обрести физическое тело и вкусить сладость отмщения.
Он опускается ниже к самому уху ведьмака и шепчет:
- Я ненавижу тебя. – Издаёт еле слышный хриплый рык, отстраняясь от него, но не ослабляет хватку, а только сильнее сдавливает. Он пытается подавлять всеми силами, цепляя за самые глубокие чувства, бросая в сторону ведьмака нелицеприятные высказывания в ехидной ухмылке и жутком смехе, но довольно быстро веселье сменяется всё той же яростью и отвращением. - Как же я ненавижу тебя, Арчер! Как же ты меня достал, и вся твоя поганая семейка! Я убью тебя, а потом убью всех, кого ты любишь одного за другим. Начну с малолетней сестры. Я разорву её на мелкие кусочки, заставлю страдать от боли. - Он будто смаковал победоносный момент, когда всё уже, наконец, закончится. Он так устал от них обоих, он ненавидел их всеми фибрами своей истерзанной тёмной души.
- Хватит. Отпусти его! - Ей так больно. Так мучительно больно Он разрывал её душу на куски, заставляя наблюдать за всем происходящим. Она смотрит прямо в глаза Арчера, и кажется хватит всего мгновения, чтобы они навсегда погасли, а вместе с тем и она потеряла всякий смысл бороться. Трис сделает всё, чтобы он остался живым, отдаст всё, что от неё потребуют, даже собственную жизнь.
Кажется, ещё на днях она  горячо шептала ему в губы:  «Я люблю тебя». И мира им обоим было мало, чтобы разделить то незабываемое чувство, что крепкой нитью связывало их. Померкло и разлетелось вдребезги.