«Иногда всё просто идёт наперекосяк.
С самого утра. Просыпаешься ты, бросая сонный взгляд на часы и понимаешь: день будет непростым. Три часа назад тебе нужно было быть в офисе, а ты дрыхнешь в компании телефона, случайно оставленного вчера на беззвучном режиме. На нем уже, кстати, красуются несколько неотвеченных вызовов от босса.
Или, неспешно смакуя свой завтрак в любимом кафе под свежие новости в ежедневной газете, чувствуешь внезапный заряд бодрости, растекающийся обжигающим кофейным пятном на твоих брюках под сбивчивые извинения официантки. Да-да, конечно, ничего страшного. Только в запасе было ещё сорок минут, а теперь ты несёшься как чёрт домой, чтобы переодеться перед встречей.
Или, рыская по карманам в попытках нащупать бумажник и расплатиться за бензин на придорожной заправке, ты находишь только пустоту. Как и в бардачке, под сидением — в общем, везде-везде. Память услужливо, но очень запоздало подсовывает образ оставленного в круглосуточном ларьке с хот догами кошелёк — прямо на стойке, где ты десять часов назад получил свой заказ.
Со мной случалось разное. И досадные опоздания на работу, и кофе на свежестиранной рубашке, и забытые бумажники, и много чего ещё. Когда-то, когда всё это имело значение. Неприятности с утра — это, как ни странно, неприятно. Они обычно ведут за собой целый день какой-то непонятной чехарды из проблем и судорожных поисков решения. Со мной случалось разное — но такого ещё не было.
Интересно, что вообще должно быть с этим грёбаным наступающим днём не так, когда на его заре ты получаешь по морде?»

Искать кого-то, кто не хочет, чтобы его нашли, непросто. Искать кого-то, о ком ты знаешь только какие-то крохи информации — Мэттью, к тому же, ещё и подозревал, что как минимум часть из них фальшивы — задача ещё сложнее. Что же делать, когда твой случай — это и то, и другое, да помноженное на пятьдесят штатов, федеральный округ и ряд островных территорий? А ничего.
Перебирать соломинки в стоге сена в амбаре с полусотней таких стогов в поиске иглы — вот, что.
Посетив десяток разных городов, Мэттью даже выработал для себя определённую стратегию. С мисс Скай-мать её-Уокер его свел случай, который обычному американцу, склонному верить во всякую там мистику, покажется загадочным. До чёртиков опасаясь всего, что с этим связано, блогер занимался тем, что ездил по следам таких случаев, надеясь встретить того, кто ответит хоть на часть его вопросов, и, вместе с тем, умудриться не нажить серьёзных проблем за свой длинный нос, который лезет, куда ему — будем честны — не следует.
Болела голова. Честно говоря, за последний год с лишним, Хэйс почти научился игнорировать это чувство. Иногда, конечно, он часами лежал на кровати в покорном ожидании, когда, его, наконец, отпустит — ну или, по крайней мере, смерть станет ему избавлением, — но в остальное время жить было можно. Сегодня был именно такой день. Должен был быть таким, а потом неожиданно вселенная — или кто там на должности генератора случайных событий, ставящих всё с ног на голову, — передумала.
Это случилось на парковке возле гостиницы на окраине Бостона. Раннее утро — ровно то время, когда суеверные люди перестают опасливо коситься по сторонам и доверчиво отдают свою безопасность под защиту восхода солнца, но рассветный туман ещё не сошёл.
— Подожди в машине, девочка, — обратился он к нетерпеливо топчущей заднее сиденье собаке. — Надо сначала выяснить, пустят ли меня с тобой.
Путешествие с крупным животным, как пришлось быстро выяснить Мэтту, накладывает определённые трудности на выбор места, где он собирается перевести дух и отдохнуть. Оказывается, жить в машине — даже в огромном внедорожнике — нелегко. На самом деле, Хэйс и сам не знал, почему до сих пор не разменял её на что-то менее заметное. Первое серьёзное приобретение со сложившейся карьеры — не поднималась рука с ней расстаться.
Ещё пару минут Мэтт посидел в машине, не заглушая двигатель и давая ему остыть. Всё это время он старался игнорировать лай Бонни, которая была словно несогласна с решением хозяина оставить её в машине. Нет, конечно же нет, собаки не настолько умны, чтобы выражать протест лаем.
— Так, ну всё, тихо, ну! — шикнул на овчарку журналист, достал ключ из замка зажигания и открыл дверь. — Посидишь в машине, ничего с тобой не случится.
Если бы Хэйс был чуть лучше научен горьким опытом, он бы наверняка ещё из кабины обратил внимание на худую фигуру в мешковатой толстовке, бесцельно бродящую по парковке. Но пока ничего не остановило журналиста от того, чтобы выйти из автомобиля, громко хлопнуть дверью и нажать на кнопку закрытия замков.
Удар в челюсть пришёлся в тот самый момент, когда журналист повернулся, чтобы направиться к двери, ведущей к мотелю. Прилетело от души: чтобы удержаться на ногах, Хэйсу пришлось схватиться за капот автомобиля. В глазах потемнело. Следующее, что почувствовал Мэтт — чужие ледяные пальцы, с силой разворачивающие его за подбородок к напавшему. На миг он увидел искажённое гримасой злости лицо молодой женщины, а потом ощутил ещё один приступ слепящей боли — на этот раз головной — глядя на то, как чужая физиономия искажается уже по-настоящему, открывая мужчине холодную правду, звучавшую как похоронный звон: перед ним не человек.
В машине бесновалась, истерично лая, собака. Ключ от внедорожника упал на мокрую дорогу.
Второй удар прилетел в живот. Сначала согнувшись, а затем — совершенно бесславно полетев на асфальт, Мэтт попытался прикрыть голову руками от ударов. Но их не последовало. Он видел, как над ним нависла нападавшая, в искажённом видением образе угадывался частокол острых нечеловеческих зубов.
Где-то в глубине паникующего сознания, Мэтт вспомнил все те бесчисленные истории, прочитанные им в романах фантастов. Потянувшись, он ухватил нападавшую за капюшон и неуклюже стянул его, подставляя бледную кожу, что обтягивала худое лицо монстра лучам восходящего солнца.
Вообще-то писатели утверждают, что ультрафиолет вампиров убивает.
Напавший на него монстр же лишь зашипел, на миг ослабив хватку, а после наотмашь ударила журналиста по руке, которой тот схватился за капюшон. Ему показалось, или он услышал хруст костей..?
Тонкие и худые руки с лёгкостью схватили его за куртку в районе груди. А потом наступила темнота.

Мэтту и раньше приходилось получать по лицу. В беззаботные и, временами, безбашенные студенческие годы ему случалось походить в образе панды после того, как нос журналиста познакомился с чужим кулаком. Подробности потасовки позже услужливо припрятали утренние лучи солнца и время. А в кармане журналиста после этого поселился и прочно закрепился перцовый баллончик. В общем, несмотря на отсутствие тяги к уличным подвигам, кое-что Хэйс о них знал.
Но — не так много.
В голове с каким-то садистским упоением стучала боль. Мэтт открыл глаза и зажмурился снова — внутри черепа в этот момент раздался атомный взрыв.
— О, нет-нет, я в порядке, — забормотал журналист, пытаясь по крайней мере сесть. Больше — для убедительности. Боль во всем теле настойчиво предлагала полежать на мокром асфальте ещё немного. Общаться с полицией и врачами ему хотелось меньше всего. Во-первых, чем чёрт не шутит, дойдёт до проверок документов и прочей чуши, которую любят представители органов. Во-вторых, с врачами Хэйс наобщался на всю жизнь. Выдумывать, что произошло, чтобы не вызвать снова подозрений в твёрдости своего ума, он сейчас не мог.
Собачий лай из салона сводил с ума. Если бы у журналиста были силы, он бы зажал уши ладонями.
Теперь Мэтт чувствовал, что боль больше не рвёт зубами всё тело, а сосредотачивается на двух местах — правой руке и голове. И, если головная боль была уже почти чем-то родным, то провал в попытке опереться рукой на землю и встать стал неприятным и болезненным сюрпризом.
— Чтоб тебя, — выругался он, едва снова не завалившись на асфальт. Странно — он даже не ощутил этой типичной неловкости, что идёт под руку с неуклюжим барахтаньем на земле. Многое меняется вслед за привычным укладом жизни, вслед за за тем, как выясняется: всё, что было для тебя истиной, — хорошо замаскированная полуправда в лучшем случае.
Хэйс не представлял, каким образом не познакомился с частоколом острых зубов. На какие-то мгновения потерявший связь с реальностью мозг сейчас пытался построить возможные цепочки событий. Мэтт же чувствовал, что чем больше он пытается, тем сильнее к горлу подкатывает тошнота. Журналист не знал, свидетелем чего успела стать незнакомка, предложившая вызвать помощь, но на собственной шкуре уже испытал: чем меньше объяснений — тем скорее тебя не посадят на курс успокоительных.
Оставив попытку встать, Хэйс нахмурился. За ним не водилось привычки без причины хамить, но сейчас выдать что-то грубое про не ваши собачьи дела, казалось неплохим вариантом избежать вызова спасателей и вопросов.
— Я в порядке, — с нажимом произнёс он, намекая на разрешение идти туда, куда блондинка шла. А потом, для убедительности, посмотрел ей в лицо — самое время, пока головная боль услужливо дала передышку и возможность открыть глаза. Заодно и сфокусировался на том, кто же не остался безучастным к одиноко лежащему на парковке туманным утром несчастному журналисту с, кажется, сломанной рукой.
— О, — только и сказал он.
Ну, здрасьте.
— А я тебя давно ищу, — только и произнёс Хэйс. Это лицо, обрамлённое блондинистыми волосами, на всю жизнь врезалось ему в память. Или, возможно, отпечаталось на подкорке его мозга, вместе с подаренным ему сотрясом. И кое-чем ещё.
А ещё для него теперь было ясно как Божий день: с этой девчонкой не всё так просто. Да, теперь, к сожалению, это он тоже мог видеть. К сожалению. Ему пришлось отвернуться. Мэтт в свое время много думал о том, как связаны его видения и боли, и решил, что лучше зря с этим не играть. Кто знает, может он расплачивается не только трещащей до потери сознания головой?
Несмотря на боль, которая накатила с новой силой, журналист прыснул со смеху. Нелепость ситуации его веселила и немного пугала. Бежать за давно остывшим следом, непонятно, куда, не зная, зачем, и найти то, что ищешь вот так просто у невзрачного мотеля на окраине Бостона.
Самое смешное при всём этом было то, что выискивая этого человека по городам, где наблюдались хоть какие-то странности, сейчас, найдя её, Мэтт не представлял, что сказать. В его голове эта встреча происходила как-то по-другому. Он будет знать, где она. Придёт и заранее подумает как бы выстроить свою речь так, чтобы одновременно не стойти за сумасшедшего, вызвать справедливое чувство вины и желание вернуть всё, как было. Если не во всей его жизни, то хотя бы в голове.
— Хотя, надо было догадаться. Объясни мне, мисс Скай Уокер, почему когда со мной происходит непонятная херня, ты оказываешься рядом? — сейчас Хэйс ни за что не дал бы девчонке пойти дальше. Да и исчезновение вампира — вряд ли совпадение. Не с ней. Пока он казался хотя и удивлённым, но ощущающим радость от встречи — как старый знакомый, с которым вас много раньше связывало, а потом каждый пошёл своим путём.
Это впечатление развелось за секунды.
— Ты помнишь меня? — практически зарычал он, попытавшись снова подняться — и, таки, сделав это, хоть и опираясь всем весом на капот внедорожника. — Кто ты? Что ты сделала со мной?  — шипел Мэтт, хотя ему хотелось со всех сил проорать эти слова в чужое ухо, но этого он себе позволить не мог. Но и без шума он сейчас, пожалуй, походил на сумасшедшего. Правда, это смущало его ещё меньше, чем неуклюже попытки встать минуту назад. Из всех миллионов сотен вопросов, которые Хэйс мог бы задать, мужчина выбрал самый прямой и общий, но он же и самым главным. Почему-то в голове Мэтта девчонка должна была с ходу уловить суть и понять, о чём это он. Значение этой встречи для неё ему казалось таким же большим, как и для себя, хотя в действительности только для Мэтта тот день стал днём, перевернувшим всё с ног на голову.
Но сейчас это всё для журналиста было совершенно неважно. Сейчас он был готов схватить девчонку за плечи и трясти её до тех пор, пока всё в его голове не встанет на места, пока он не получит ответов, пока она не исправит всё, что натворила.